Он сидел у стола.
Вечерний сумрак медленно вползал в комнату из окна, стекая по подоконнику, по стене, пачкая серым светлые обои. Уже скоро его сажа растворится в воздухе, остановит дневное течение, притянет его к полу, и можно будет с чистой совестью отправляться в погоню за снами...
А пока он сидел у стола и наблюдал как падают тяжелые желеобразные капли. Медленно и неотвратимо, одна за одной - кап... кап... Почти физически ощущались их удары. Горячие и горькие капли обиды, они неспешно наполняли неведомый сосуд, миллиметр за миллиметром приближая край. Что будет, когда сосуд переполнится? Он не знал... Не знал и не хотел об этом думать. Что останется ему? Он даже не мог хлопнуть дверью уходя, не мог позволить себе эту радость утонувших в обиде эмоций. Просто уйти. Незамеченным. Стать для этих людей чем-то забытым, маленьким цветным стеклышком в мозаике их прошлого.
Но это потом, когда-то потом. А сейчас он просто сидел у стола.
Когда обида немного наскучила, он стал размышлять о радуге эмоций, которая живет в каждом существе. Вот например печаль - она была серого цвета, как пеплом посыпала мир вокруг, притупляла другие краски. Покой для него всегда представлялся синим, мягким густым синим оттенком. В нем было хорошо и уютно, и зря некоторые считают синий холодным и неживым.
Иногда в синем поблескивали светло-желтые звездочки-вспышки, мерцали, как отраженные речной водой солнечные лучи в знойный летний день - таким виделось счастье, спокойное домашнее теплое счастье, тайная мечта почти всех обитателей земли. Еще был гнев, он менял свой оттенок от красного до темно-бардового, жил в вспышках, ярких и ослепляющих, которые потом сменялись каким-то ядовито-зеленым цветом стыда. Реже возникала неприятно-желтая тревога, она мучила и беспокоила сознание, постоянно теребила и заставляла искать ее причины.
Но сейчас была обида. Обида всегда коричневого цвета, насыщенного, вкусного коричневого цвета. Сегодня она была с темными каплями и разводами, рисунок был бы почти красив, если бы не был так неприятен. Коричнева сгущалась вокруг него, обволакивала мебель и стены, и так коричневый стол казался еще темнее и мрачнее. Он сидел и любовался этим цветом, купался, тонул в нем, не желая выбраться.
Время текло мимо, день умирал, таял, тихонько капали минуты, невидимые песочные часы готовились сменить день на ночь. Он сидел, разглядывая тысячи раз виденный стол и думал о том, что его обиду все равно никто не заметит. Никто не обратит внимания на то, что он тихонько сидит, насупившись и отдалившись. Никто не спросит его, почему он загрустил, и не пожалеет.
Вздохнув последний раз, он чуть подвинулся и улегся на коврик, постеленный у стола, свернувшись клубочком и закрыв лапой нос. Обида осталась в сегодня. А завтра будет новый день...